Этой пьесе уже около 250 лет, но театры разных эпох ищут ответы на вопросы когда-то поставленные Шиллером. В общем классическая драматургия это и есть постановка вечных бытийных вопросов перед человеком. В отличие от отдельных образцов драматургии современной, где иногда с поспешностью знают ответы на все вопросы. И поэтому не всегда возникает диалог и желание раскрывать и расшифровывать такие тексты.
Как известно, первая версия названия этой пьесы – «Луиза Миллер» (1784) по имени главной героини сюжета, дочери музыканта Миллера, искренне полюбила сына вельможи – юного страстного Фердинанда. И такая любовь стоила жизни им обоим, ведь в мире, где заправляют коварные интриганы, где царят фейки, нет места чистым чувствам, потому что их стремятся уничтожить, растоптать, вытолкнуть с территории политических игр и подковерных авантюр. Собственно, на этом контрапункте и антагонизме и сотворен главный конфликт у Шиллера – чистая любовь вступает в неравный бой с коварной политикой, искренние чувства стремятся отвоевать свое право в борьбе с фальшью и придворными интригами. И результат этого поединка в пьесе Шиллера, к сожалению, не в пользу любви.
Несмотря на все, Фридрих Шиллер оставляет еще немало других вопросов в своей пьесе – и в плане коллизии, проблематики, и по отношению к своим отдельным персонажам. Действительно, почему он так покорно согласился на просьбу одного из немецких актеров заменить первое название «Луиза Миллер» на более «кассовую» версию – «Коварство и любовь»? Возможно, не хотел акцентировать только на одном образе? Возможно, предусматривал вероятным центром этого сюжета практически каждого из своих героев (при определенном ракурсе) – президента фон Вальтера, его сына Фердинанда, музыканта Миллера (отца Луизы), леди Милфорд? И над этими вопросами мы также рассуждали в процессе разбора и репетиций пьесы «Коварство и любовь».
Но, дело даже не в том кто из них главнее или важнее. А в том, как каждый из них способствует разрешению конфликта между преступлением и любовью. В процессе работы над пьесой нельзя было обойти или определить к разряду персонажей второго плана – Вурма, который также находится в лоне традиционного конфликта «человек-общество». Собственно, Вурм является движущей силой этого конфликта, его механизмом и технологией. Именно имя Вурм – значит «червь», то есть червивый человек, то есть нечто низкое, жалкое, уродливое. Партитура Вурма в пьесе – это разные ноты коварства, это, собственно, образ какого-то внешне незаметного, но абсолютного зла, которое может уничтожить не только два влюбленных сердца, но даже разрушить весь мир.
В нашей версии «Коварства и любви» – образ червя Вурма, как один из самых активных движущих сил сценического сюжета. Такое червивое зло рождается где-то в грязи, в черной почве человеческих пороков и темных страстей, а потом будто прорастает в каждом, предпочитает проникнуть в каждый плод райского сада. Луиза и Фердинанд – это плоды именно райского сада, которые созревали, каждый по-разному в тепличных условиях. Фердинанд – дитя политической верхушки, титулованный наследник, сын своего отца, его готовят к дальнейшим жестким властным манипуляциям.
А Луиза – чистое идеальное существо, которое воспитано в райской среде родительской любви, которая окутывала ее еще с детства мелодиями великих композиторов (ведь ее отец – учитель музыки). И вот эти двое, дети разных родителей (сын президента и дочь бедняка), то есть создания, которые выросли в разных тепличных условиях оказываются один на один с холодом и непогодой серьезной взрослой жизни, где заправляют коварные черви, где преступление важнее любви, где правда будет правдой только тогда, когда она кому-то выгодна. Все как сейчас. Меняются декорации, исторические эпохи, но идеология большой мещанской трагедии Шиллера, видимо, будет оставаться неизменной еще долгие времена, пока будет на земле человек, а значит – и коварство, и любовь.
Идея «теплицы» в художественном решении нашего спектакля – это, безусловно, и намек на определенные неестественные условия, в которых существуют отдельные герои великой пьесы, это и намек на неволю, когда сквозь прозрачное стекло видишь белый свет, но не можешь в него вырваться, потому что скованна твоя свобода.
Наша версия «Коварства и любви» – это также попытка поразмышлять о цене свободы – и в тепличных условиях, и вне их. И возможно именно там, в тех президентских холодных, лишенных воздуха теплицах, рождается какое-то очередное абсолютное Зло, которое уничтожает на своем пути чистые побеги, свежие плоды. Обычно именно в теплицах и создают какие-то опасные гибридные организмы, такие как Вурм в данном случае.
Сочтите это за интересный случай или же по иронии судьбы, но, когда репетиции нашего спектакля были уже в самом разгаре, друзья прислали мне статью из одной немецкой газеты, где речь шла именно о теплицах ... Теплицы, которые планировал фюррер у каждого из своих бункеров. Там, персонально для него выращивали различные плоды для его прихотей. Итак, снова плоды зла: какая-то странная и почти мистическая параллель, не так ли?
Следовательно, и в наших сценических «теплицах» также будет продолжаться процесс роста «плодов зла», как Вурм, который в этой истории резко меняет все правила игры, резко меняет жизнь героев – не только через собственные прихоти или выгоды, а еще и потому, что в абсолютного зла иногда нет особенных мотивов, оно как данность, как стержень мироздания, которое невозможно без двух полюсов – Добро и Зло, Коварство и Любовь.
